Пит Катчес

Моя семья

 

My Family

by  Pete Catches   

 

Перевод с английского Орлиного Пера, - Новосибирск, 2006.

 

Из книги: Sacred Fireplace (Oceti Wakan): Life and Teachings of a Lakota Medicine Man - by Pete Catches Sr. and Peter Catches, Jr. - Pine Ridge SD, Oceti Wakan, 1997.

 

 

 

Сейчас зима 1989, я – Пит Катчес старший, я известен в индейском мире как Пхетага Юха Мани, Идёт С Горячими Углями. Мне 77 лет. Я Оглала Лакота, родился и вырос в индейской резервации Пайн Ридж, и я до сих пор живу здесь. Я надеюсь закончить свою жизнь в этой резервации.

 

Из этих окон 77-ми летней жизни, я наблюдал мир, проходящий передо мной. Очень часто, особенно рано утром, когда я встаю, иногда в два, в два тридцать, в три часа утра, я лежал с открытыми глазами и оглядывался назад сквозь эти годы на то время, когда я был ещё дитя.

 

Я был рождён Полем и Анной Катчес в Эними в Мендерсоне, Южная Дакота. Это между Пайн Ридж и Поркьюпайном. Мою бабушку звали Её Красные Лошади. А дедушку звали Большие Рёбра. В то время, при жизни моей бабушки и дедушки, большинство людей не имели первого имени. Они жили с именами своего детства. Много братьев и сестёр имели разные имена.

 

Когда я говорю о моём старом доме и семейной жизни, я говорю о Грасс Крик, дороге между Мендерсоном и Оглала. Это дорога ведёт обратно в сельскую местность. Мы должны были идти несколько миль до воды, которая была холодной летом. Мы должны были снарядить целый поход на лошадях, чтобы достать холодную воду, и наслаждаться на жаре. Сегодня у нас нет таких проблем. Сегодня мы имеем много вещей, делающих нашу жизнь более лёгкой, и которых не было при той жизни, о которой я говорю.

 

Я осиротел, когда ещё был маленький. Я потерял своего отца и мать. Я не помню свою унчи (бабушку) и какала (дедушку). Но я вспоминаю дядю, вырастившего меня, и который советовал мне как жить. Когда мне было семь лет, утром, когда я вставал, он учил меня сначала одевать мои мокасины или ботинки, или что я ещё там носил, а потом одевать остальную одежду. Тогда, первым делом, которое я должен был сделать, - заправить свою кровать, а не только встать и уйти, оставив постель в беспорядке. Он учил меня заботиться об этих вещах, потому что они грели меня всю ночь. Это показывает уважение к собственности, даже к одеялу. Это проявление любви к тем вещам, которые вы имеете. Он сказал мне, что надо заботиться о своей кепке, потому что ты носишь её целый день, а её откидная часть сохраняет твои уши в тепле. Он велел мне уважать  мою одежду, мой жакет, или что-то подобное…вешать это на вешалку, а не бросать здесь и там. Другая вещь, которую он сказал мне, состояла в том, что если я что-то одалживаю, нужно уважать это и обязательно вернуть. Он учил меня чувству собственного достоинства народа Лакота. Намного позже, под свет керосиновой лампы ночью, он спрашивал меня: «Тхуншка (племянник), ты  не спишь?». И если я говорил «да», то он начинал говорить о тех вещах, которые были, по его мнению, хорошими для меня, чтобы я их исполнил. Он сказал: «Когда ты идёшь к соседям за чем-нибудь, и идешь вдоль ручья, тебе попадается палка, возможно шесть или семь футов длиной, ты берешь её и обламываешь с неё ветки. Тогда ты подходишь к другой палке, ты берешь её, очищаешь её от веток и несёшь её. Ты несёшь две или три палки, и когда ты приходишь к соседям за чем-либо, отнеси их в поленницу, если ты видишь топор, разруби ветки, чтобы они были длинной, соответствующей ширине кухонной плиты,  затем внеси их в дом и положи возле печки. Когда ты берешь ковш, полный воды, чтобы напиться, и если ты видишь, что воды мало – обычно там два или три ведра – ты берешь то, в котором меньше всего воды, переливаешь её в другое ведро, идёшь на улицу к бочке или к насосу, и приносишь полное ведро хозяйке.  Когда делаешь такие мелочи, даже если тебя об этом не попросили эти люди, они будут добры к тебе. Они увидят, что ты не просто пришёл бездельничать или посидеть». Это были традиционные пути.

 

Он сказал: «Когда я разбужу тебя утром, ты встанешь. Не заставляй меня будить тебя повторно. Когда ты слышишь мой голос, сразу вставай. После того, как ты сделаешь так один или два раза, это войдёт в привычку. И тебе будет намного легче вставать утром. Но если ты захочешь поспать ещё минуточку, сделаешь так и встанешь медленно, это покажет твою лень», - сказал он: «Поэтому, как только услышишь мой голос, сразу вставай».

 

Он учил меня многим вещам. Я пошёл с ним однажды утром искать лошадей. Он сказал: «Это то, что ты выполнишь. Вон та верёвка, что висит около двери, возьми её и пойди по следам к холму. Но только иди позади меня».  И как только мы пришли на вершину того холма, он произнёс: «Потом, хорошенько прислушайся на какое-то время, и подожди спокойно, а затем кринки так громко, как только сможешь. Бубенцы на лошади зазвенят там, в каньоне, или где-нибудь, когда она поскачет, услышав тебя. Следуй за этим звуком, и ты найдёшь лошадей». Ведущая лошадь, называемая на нашем языке материнская лошадь, иногда самая старая кобыла в группе лошадей, имеет бубенец на своей шее, и он называется лошадиным звонком.  Так, рано утром, когда ты стоишь на холме, ты слышишь тишину. Ты можешь услышать только звук бубенца, потому что утром все ещё спят или только начинают вставать. И ты сможешь услышать звонок, и последовать за его звуком, и найти лошадей».

 

В той группе лошадей, была одна с необычным окрасом. Мы дали ему прозвище. Его прозвище было Сиханскала, что означает длинноногий,  потому что его задние копыта были удивительно стройны.  Когда он шёл, ты мог видеть его следы. Они были похожи на след, которые оставляют мокасины.  Я подошел к нему, говоря всё время, и он стоял на месте. Он любил речь и ласку. Мне всё в нём нравилось, даже низ его ног. Он также заинтересовался. Я рассматривал его сверху вниз, а он рассматривал меня, его голова повернулась в другую сторону, но всё ещё не спускала с меня глаз. Я потянул его за хвост, ему понравилось. Он повернул свою голову, показывая своё удовольствие. Наконец, я обернул свою веревку вокруг его шеи, и повёл его от холма  к небольшой насыпи, встал на неё и сел на коня. Затем мы привели остальную часть лошадей к месту водопоя в каньоне, и повели их обратно в загон. К тому времени солнце ещё всходило.

 

Всё это происходило утром перед восходом солнца, и я привык к этому. Произошло так, что мне стало нравиться находиться перед восходом солнца, вдыхать свежий воздух, вставать раньше птиц. Много раз, я был там на той тропинке, прежде чем они начинали петь. Однако они иногда начинали петь раньше, чем я шёл за лошадьми.

 

Всё это, часть тех вещей, которым учил меня дядя. Он сказал: «Будь послушным. Когда ты идёшь куда-нибудь, к соседу, посмотри, чем занята дома женщина. Если она готовит, иди к поленнице, и если там  не будет дров, то наруби их. Если ты не можешь  нарубить два, три полена   или охапку дров, и закинуть их в огонь, посмотри, что ты ещё можешь сделать». Таким образом, мой дядя объяснял мне: «Люди будут любить тебя; люди будут знать, что ты стремишься помогать». Это было то, с чего я начал мою жизнь. Позже, когда я отправился работать на ранчо или ферму, я просил, чтобы мне дали больше работы, чем мне было положено. Если бы я вёл трактор, вспахал бы поле, если бы кормил рогатый скот зимой, то попросил бы подоить корову или покормить кур и  свиней. Я проводил много часов, за работой, выходящей из моего графика хозяйственных поручений, которые обычно делал каждый день, на ферме или ранчо.

 

Кое-где я работал по семь дней в неделю. Я работал на одном специальном ранчо в течение нескольких лет. Я вызвался проверять ветряные мельницы в воскресенье утром, брать там соль и грузить в пикап, и обходить ветряные мельницы. Если я не ошибаюсь, было семнадцать ветряных мельниц на том ранчо. Небольшой ремонт был необходим каждой ветряной мельнице, поэтому  я не мог добраться до каждой в течение дня. Из-за этого, я продолжал свою работу в воскресенье. В какие-то воскресные дни, я седлал лошадь, и ехал к внешнему ограждению, проверяя его. Если я видел дырки в заборе, то моей первоочередной задачей на следующей неделе был ремонт сломанных участков этого забора.

 

Вот таким образом, как я думаю, мой дядя направил меня на путь, по которому я должен следовать в течение мой жизни. Он также учил меня быть честным. Он учил меня быть добрым. Он рассказывал мне, как быть щедрым. Он сказал: «Великодушие не только давать, но и разделять. Великодушие для меня», - сказал он, «это навестить больного, когда у тебя есть другие дела, но ты откладываешь их на время, и навещаешь больного. Для меня это самое большое великодушие: покончить с кое-какими вещами, то, что надо сделать, отложить в сторону и навестить больного». Я поступал так много раз за всю мою жизнь.

 

Вместо унчи, бабушки, у меня был мой дядя, который обучил меня многим хорошим вещам в жизни. Он говорил мне: «Никогда не пытайся подражать кому-либо, попытайся быть сам собою. Пытайся быть только самим собой.  Живи в мире так, как предназначил тебе Вакхан Тханка (Великий Дух), Тхункашила (Дедушка). Потому что», - сказал он, «ты никогда не сможешь быть тем, кем ты не являешься. Даже если ты попробуешь стать тем, кем не являешься, ты никогда не станешь таким, для чего ты не создан». По мере того, как я взрослел, я стал понимать эти слова. «Не пытайся быть тем, кем не являешься». Эта короткая фраза очень сильна. Одним из уроков, которым он учил меня, был тот, что я никогда не буду белым человеком, поэтому я не должен подражать пути белого человека. Даже не смотря на то, что я ем его пищу и ношу его одежду, навсегда и когда-либо я останусь Лакота, потому что я говорю как Лакота, и я живу по пути Лакота. Я – святой муж, и белый человек никогда не сможет быть таким как я. Он может выучить язык Лакота. Он может пытаться подражать мне, живя по пути Лакота, но никогда в этой жизни, в этом мире, он не станет таким же Лакота, как и я. Точно также, я никогда не стану вашичху, белым человеком.

 

Всё это – вещи, которым мой дядя научил меня. Я полностью не улавливал значение, полный их смысл, до самого конца своей жизни. Когда я был юношей, в течение какого-то времени  он продолжал наставлять меня, но он рано скончался. Оглядываясь назад, мне жаль, что я не смог жить рядом с ним в течение этих лет перед его кончиной. Его имя было Уильям Кедровое Лицо. Он был очень известным. Он был очень экспрессивным, когда говорил на Лакота. Так у меня был индеец, обучавший меня языку Лакота и самим собой,  я всё ещё держу частичку этого в своей жизни, так я думаю. Моя вера похожа на это. 

 

Традиционно, семейный круг, который мы знаем как тхиошпайе (сообщество), является крепким в индейской культуре. В индейских семьях, дети скромны по природе. Чужим людям, которые пришли бы в гости, могло бы показаться, что дети будто бы  отстают в развитии. Но, в пределах семейного круга, мы понимаем, что это единство. Мы любим друг друга. Мы ходим друг к другу. Мы делимся всем, что имеем. Я знаю случаи, когда один из членов семьи отсутствовал, в то время как нам удавалось получить маленькую горстку слив или вишен. Мы помнили об этом, и оставляли часть этих фруктов для того, кого не было с нами. Так мы понимали жизнь в семье, все получали то, что ели остальные.

 

Мы имеем ценности, которые проникают глубоко в семью. Мы понимаем то, что означает великодушие и доброта, правдивость и честность, равно как и то, что обижает. Это – жизнь, с которой я рос. Когда я обращаюсь к традиции, я говорю о Красной Дороге Жизни, о языке, на котором мы говорим и вере в Священную Трубку. Мы используем эту систему веры, чтобы направлять наши жизни. В сравнении этого с современным образом жизни, под которым мы понимаем доминирующее общество,  всё  кругом испорчено.  Дети теперь не делятся друг с другом. Я осознаю, что дети не понимают. Если член какой-то семьи, не с ними в данный момент, и у них есть мороженое или пирог, они не оставят часть тому, кого нет с ними. Я видел это, и я знаю. 

 

Как же изменился мир под этим доминирующим обществом. Смысл ценностей, смысл честности, смысл правдивости ушёл от нашего народа. Я вижу это. Другие могут сказать, что всё это ещё есть; мы обладаем этим. Нет. Я вижу, что это не так, повсюду, где я иду. Не только здесь в резервации Пайн Ридж, я вижу это и в других резервациях. 

 

Поэтому многое из нашего пути жизни потеряется. Честь и уважение – двое из тех вещей, которые мы Лакота высоко ценим. Например, когда мы идем молиться всю ночь – это дань нашего последнего уважения. Когда я был мальчиком, я не знал, какова была смерть. Детям запрещали идти на ночные молитвы, и особенно на похороны. Это было вне уважения. Старики хотели, чтобы мы жили долго, и поэтому они не хотели, чтобы мы видели стариков, плачущих на похоронах. Этот уникальный аспект, абсолютно потерян нашим народом сегодня. Вы идёте дарить ваше уважение в настоящие время, и всё, что вы видите – дети, бегающие вокруг без присмотра. Их матери и отцы, сидят там и не замечают их. Дети выходят из двери, и тут же возвращаются внутрь, будто бы это какое-то развлечение. Они фактически ходят  по вашим ногам.  На кладбище, вы увидите детей, стоящих тут же, прямо в серьёзный момент, и смотрящих вниз на гроб, опускающийся в яму.

 

Почему не выказывать уважение, оставляя детей дома? Люди могут посмотреть на это с другой стороны. Они могли бы сказать: «Мы хотим, чтобы они привыкли к этим вещам». Но этого я не знал, когда был ребёнком. Это не лакотский путь уважения.

 

Как вы видите, я оглядываюсь назад на тот мир, что был у нас. Все те реки, которые протекали через нашу страну, были чистыми. Были девственные леса. Снежные горы были кристально чисты. Но после того как прогремел призыв «На запад!», когда пришли города и белый человек, всё что для нас дорого, мир Лакота, начал рушиться. Белые люди брали, и брали, и брали. Даже теперь, они забирают Чёрные Холмы.  Единственные оставшиеся священные Чёрные Холмы, которые мы имеем, защищены в соответствии с договором от 1868 года. Договор 1868 года был нарушен экспедицией во главе с генералом Джорджом А. Кастером, когда было открыто золото в Чёрных Холмах. В 1980 году Верховный суд Соединённых Штатов постановил «во имя справедливости» передать Великой Нации Сиу 119 миллионов долларов вместо правительственных земель. Это постановление было отклонено Сиу  - и это дело всё ещё рассматривается судами, печально знать это. Это грустно, действительно грустно для меня при взгляде на проблему Чёрных Холмов.   Договор, как предполагается, является самым высшим земельным законом. У нас есть много договоров с правительством Соединённых Штатов, и каждый из этих договоров, был нарушен правительством. Если они нарушают договор о Чёрных Холмах 1868 года, то, я думаю, правительство Соединённых Штатов потеряло своё лицо, оно не имеет чести и никакого достоинства. Мы – коренные народы этого обширного Острова Черепахи. Мы – изначальные народы, владельцы земли. Потеря нашей земли подрывает всё, что для нас дорого. Священные Чёрные Холмы не для продажи.